Мероприятие Стэну категорически не нравилось... хотя что ему нравилось вообще сейчас? Наверное, ничего. Сначала Том, потом - Лив, что дальше? Кто дальше? Апатичная тоска занялась в груди, заставляя Люмьера, по большей части, молчать или, если что и комментировать, то скорее негативно-нейтрально. Нейтрально по сути, негативно - по интонации, вот как будет правильно.

- Оливия была мягкой, - тихо пробормотал он, щёлкнув крышкой портсигара и покивав самому себе, опуская уголки губ. - Мя-я-ягкой.

Вот это она бы посмеялась, конечно. Мягкой Лив стала только после гибели любимого и выкидыша, да и то ненадолго... ему казалось, что поход в лес и был самоубийством, и, почти наверняка, Лоу забрала с собой пару-другую говнюков с болот. Треск зажигалки. Первая затяжка. Откинувшись на спинке стула, Стэн спокойно встретил взгляд Кристины, хмыкая.

- "Уважаемые", - повторил за ней в тон профессор, определённо подмечая в её тоне подобие не то сарказма, не то подъёбки. - "Господа."

Ухмыльнувшись, Люмьер, делая новую тяжку, выдохнул дым вверх, да так и уставился в потолок. Что он испытывал к Оливии? Сложно сказать. Может, она ему нравилась не только как лидер, не разобрался до конца. После её смерти уже и не имело значения. Что имело - продолжать выживать и работать. Стэн перестал выходить в город с тех самых пор, как не стало Томаса, и слушал новости о новоприбывших и новоумерших совсем лениво и вполуха, сдавшись под натиском, как казалось, давно погребённой в глубинах разума и сердца депрессухе, сначала пытаясь утешить Лив, а потом утешить себя. Автоматические действия, тупое проживание дня за днём, дня за днём, чтобы оставшиеся люди ни в чём не нуждались, чтоб был порядок... подобие порядка. Хотя бы в обычных делах.

- Кого-нибудь... твёрдого, полагаю, - продолжая мразотничать вслед за Кристиной медленно, будто и правда глубоко задумавшись, проговорил Стэнли. - Может, весёлый камень? Ну, знаете. Песенка есть даже. "Весёлый камень, весёлый камень. Его все брали и бросали. Весёлый камень, весёлый камень. Жизнь его не удалась." Уж он-то будет твё-ё-ё-ёрдым.

Вот, казалось бы, важная же встреча, важный дискач, но у Стэнли не было на него моральных сил. Или хорошо, были, но как-то так... серединка-на-половинку. Наверное, не было желания вступать в споры. Решили бы всё за него, поставили перед фактом, де, вот это будет босс, да и хуй с ним... а ещё он, кажется, налил себе в кофе слишком много ликёра. Скорее, это был ликёр с кофе. Дерьмовый коктейль из дерьмовых ликёра и кофе. От него хотелось только паясничать, чтобы вывести эту корову из себя.

Воу. Он назвал женщину коровой. Про себя, конечно, но это некрасиво.

- Кто за весёлый камень?

И хотя Мари попала в город ещё в январе (в чём не особо была уверена, но раз снег лежал то точно зимой), побывать в общине ей не удавалось до сего момента. Она видела многоэтажный особняк, стоящий поодаль от городских домов, слышала по вечерам оттуда шум, но никогда не доходила. Только встречала людей оттуда, вроде Кристофера, что подарил ей на злополучной свадьбе проволочное кольцо. Помогала с работой в основном в городе, жила в доме неподалёку и понемногу настраивалась на мысль, что из одного плена попала в другой, где каждая ночь была опаснее прежней. Только теперь у неё рядом не было никого родного. Попытки дозвониться до родителей ничем не закончились, хотя их номера она помнила наизусть. Один номер был вне сети, а другой заблокирован и отвечал частыми гудками. Думать о том что причиной этому не отсутствие связи в Свампе ей не хотелось. Это бы её окончательно добило, убив последнюю надежду когда-нибудь встретиться с семьёй.

Последние события ударили по всем, что ощущалось в настроении некоторых жителей особенно сильно. Несмотря на это работа должна была продолжаться, чтобы вместе с ней продолжалась жизнь тех, кто ещё остался. Так она решила, когда пришла в особняк чтобы попросить у местной поварихи пару банок персиков в обмен на швейцарский нож. Раз он достался ей вместе с курткой и ружьём, значит его можно использовать так, как вздумается.

Обсуждения необходимости выбора нового лидера общины, Мари услышала ещё как только вошла в коридор.  Как гром среди ясного неба прозвучал до боли знакомый голос, от чего к горлу подступил ком, а сердце заколотилось от неверия. Ведомая желанием убедиться в том, что ей не показалось, девушка проскочила глубже в коридор, туда где на стульях сидели обитатели общины.

- Пропустите, мне показалось я слышала, - растерянно оправдывалась она, выставив руки перед собой. Сердце ухнуло вниз, когда в сидящем на одном из стульев с сигаретой в руке Мари-Эллен узнала своего отца. Издалека или ночью ей бы ещё могло показаться что это всё совпадение, проделки болотных перевёртышей, только не сейчас. У него усталый и потускневший взгляд, прибавилось за год разлуки седых волос и будто бы стало чуть больше морщин, но это всё ещё был он. Абонент находится вне зоны действия сети. Кто бы мог подумать что они несколько месяцев были так близко и одновременно так далеко друг друга, не зная что оба застряли в этом городе. Боже, если бы только она представилась, может кто-то бы раньше смог сказать? Впрочем сейчас это было не важно.

- Папа? - Дрожащим голосом выговорила Мари, тут же с опаской оглянувшись на присутствующих. - Извините, я должно быть помешала обсуждению, но...

"Я была в разлуке с семьёй больше года", - почти сорвалось с языка, если бы тот не занемел от нахлынувших чувств.

Она шагнула вперёд на деревянных ногах, прижав похолодевшие руки к груди. В глазах предательски всё расплывалось, от чего пришлось резко стереть слёзы рукавом.

Возможно, Кристина Томас и впрямь подходила на роль старшей. Есть такие люди на свете, что, кажется, впору делать из них гвозди и заколачивать окна от нашествия болотных тварей.
Если бы Кристина Томас была таким гвоздем, она если бы и не удержала приколоченную к раме доску, то точно встала бы болотной уродине поперек горла, чтобы жизнь медом не казалась.
Каждый раз заходя на общинную кухню, Идалин невольно внутренне съеживалась под взглядом поварихи, презрительно оценивающим тарелку, на которой ровной аккуратной кучкой в основном лежали овощи.
Конечно, Кристина никогда не вела долгих споров с Идой о взглядах на питание, но на неуместное в условиях выживания вегетарианство лишь цокала языком и издавала многозначительное хмыканье, от которого хотелось провалиться под землю. Куда-нибудь в болотную топь, где никто не найдет. Или найти покой в теплице, среди бессловесных листьев и стеблей.

Идалин всегда старалась как можно быстрее получить свою порцию еды и спрятаться куда-то в укромный угол, чтобы не отсвечивать. Так же она периодически уносила еду с собой в жестяном контейнере наверх, чтобы поужинать в одиночестве, за прочтением интересной книги.
Однажды она настолько увлеклась чтением, что уронила ломтик помидора в соусе прямо на страницу, оставив внушительное пятно. Вот крику-то было потом, когда пятно увидел дотошный библиотекарь…
От воспоминания, так живо вставшего перед глазами, Ида поморщилась и прислонилась к стене, массируя пальцами ноющие виски. С этой головной болью никогда не угадаешь, пройдет она через полчаса или будет мучить весь вечер, вызывая стойкое желание заколоть себя остро отточенным карандашом.

В коридоре, тем временем, начиналась перепалка. Нарастала медленно и лениво, казалась обманчиво безопасной.
Веум вдруг подумала, что ссориться на кухне, где полно острых предметов, не самая лучшая идея. Впрочем, в общине много где были припрятаны различные предметы. На случай нападения болотных исчадий, конечно же.

– Если весёлый камень предоставит нам предвыборную программу, то я подумаю, – фыркнула Ида. Шутки никогда не были ее коньком, но тут хотелось любым способом разрядить обстановку.
Лидер, конечно же, был нужен. Но решать это в очереди за обедом казалось не очень верным решением. Как насчет сбора всех представителей, голосования или чего-то подобного? Возможно, на это не было времени, но Идалин все еще хотелось цепляться за какие-то формальности, не звери же они одичалые, в конце-концов. да, большой мир про них забыл, но это не значит, что нужно уподобиться животным, принимая только правила грубой силы.

Отредактировано Idalin Veum (2025-09-05 22:17:38)

- Да правильно, не жалко, ломайте всё, - Стэн махнул рукой в сторону лопатки. - У нас же тут до Волмарта - рукой подать.

Этой дамочке не помешал бы хахаль, вот что. Гнусная мысль от внутреннего школьника, но Люмьер-профессор был с ней согласен, пусть и вслух бы ни за что не сказал. Вон уже, портит казёное имущество со злости... впрочем, ради бога. Стэнли даже не думал о том, чтоб стать лидером общины: мог бы, но не стремился. Правда, чтоб птичка-истеричка стала лидером, он вот и правда не хотел бы. Как говорят подростки, впрочем, "мем в том", что она сама себя закапывала.

А потом он услышал голос, от которого по телу мгновенно пробежали мурашки. Как тогда, после аварии, когда он увидел дочь и слышал, словно Мари зовёт его... только по-другому. Да и обстоятельства иные. Любитель с утра навернуть ликёрчику мог бы даже подумать, что у него глюки, но по реакции окружающих, даже поварихи, понял, что ему не кажется. "Папа". Он встал с места, неверяще присматриваясь к вошедшей в комнату девушке. Сигарета едва не выпала из рук. Быстро затушив её о крышку портсигара и откинув своё добро в сторону, Люмьер, не обращая внимания ни на кого больше, но, вроде как, ни на кого не наступив и никого не толкнув, в несколько широких шагов пересёк помещение и, не сказав ничего, сгрёб дочь в медвежьи объятия.

Ничего не сказал, а сердце бешено колотилось в груди. Она. Это правда она. Такая вся... маленькая. Настоящая. Живая. Это не сон и не видение... в голове разом образовалась дурная путаница, не позволяющая подобрать слова или, на худой конец, вспомнить, что он планировал сказать, когда найдёт её.

Только потом понял, что в глазах встали слёзы. Зажмурился крепче, сжимая малютку сильнее, и, на задворках разума, благодаря сраный Свамп и всех его божеств, что вернули ему дочь. Они забрали тех, кто был с ним здесь, многих забрали, но вернули её. Не верь после этого в высшие силы и провидение, как же! Может, он был хорошим мальчиком и это Санта? Пха, дурак, о чём вообще подумал.

Несколько поцелуев в макушку, коротких, частых. Это его Мари. Его доченька. Его тыковка. Здесь, настоящая. Шмыгая носом, он покачался с ней на месте. Из груди, наконец, вырвался гулкий рёв, вновь породнивший Люмьера с медведем: так, наверное, матери-медведицы встречают своих потерянных медвежат. И радость, и вся та горечь, углубившаяся с годами, вырвались наружу. Мужчина чуть не потерял равновесие от нахлынувших эмоций, но удержался, удержа-а-ался. Он сильный. Да и от радости валяться на полу - не в его духе, оставим это милым щенятам.

Открыл глаза, отодвинулся, не стыдясь, что слёзы ещё стоят, тихо выдохнул имя дочери. Настолько тихо, что только она и услышала: ком в горле пока и не дал бы говорить в полный голос. Как приятно смотреть на неё. На живу-у-ую... а ведь он говорил, что жива. Чувствовал.

- Не лучшее место и время, - прохрипел он, всё-таки. - Но лучшее, что случилось за столько времени.

Мари уже не слышала что там говорила повариха про банку и кого просила ей помочь. Не видела её перекошенного лица, которое менялось с каждым мгновением разговора о том кто и что пьёт с утра, а кто лучше подходит на роль нового главы Общины. Лишь отстранилась не чувствуя под собой пола, когда увидела упавшую книгу, чтобы случайно не сбить подростка. Гораздо важнее было другое - предчувствие не подвело. Мужчина, которого она назвала отцом, в нерешительности застыв в нескольких шагах, тоже её узнал. Несмотря на разлуку и время, на готовность смириться с тем, что её в родном городе давно считают погибшей. Город, откуда нет выхода и окруженный болотами. Город, где ночью сидят за закрытыми дверьми, уповая на рунные камни. Свёл их снова. После стольких потерь эта встреча кажется чудом даже здесь.

Оказавшись в отцовских объятиях, Мари спрятала лицо, судорожно вдыхая. Ей стало решительно плевать как выглядит вся эта сцена посреди вроде бы серьёзного обсуждения. Стало плевать что там подумают о ней, стало плевать на персики, и на обмен. Боль, горечь утраты и одиночество, терзавшие все эти месяцы рвались наружу, заставляя девушку крепче прижаться, практически спрятавшись за руками.

- Прости, - шептала она едва слышно, пока плечи содрогались от попыток совсем не расплакаться окончательно. Сдерживало только присутствие совершенно чужих людей вокруг. Столько всего хотелось рассказать, после того как сойдёт первая волна шока от долгожданной встречи. О том что она была не права, что не стоило никуда ехать, что лучше бы сидели дома и сейчас бы не оказались здесь. Жуткая мысль терзала и без того разбитое сердце, разжигая чувство вины ещё сильнее чем прежде. "Это ты виновата" - нашептывал собственный внутренний голос. - "Во всём что с вами случилось. В том почему вы теперь застряли здесь."

Мари-Эль всегда об этом думала. А поняв почему не могла дозвониться до папы и того больше укрепилась в выводах. Но почувствовав то с какой теплотой и как сильно он обнимал её, увидев слёзы в его глазах, вновь сделалась просто маленькой девочкой. Маленькой девочкой, которая очень устала справляться с напастью, отравляющей душу. Разбитая губа, на которой так и остался шрам, была меньшей из всех тревог.

- Я знаю, я невовремя, - дрожащим и тихим голосом повторила Мари-Эллен, безуспешно вытирая слёзы, а затем обеими ладонями обхватив папино лицо чтобы ещё больше убедиться что это не сон. Такое родное, несмотря на пробивющуюся в бороде седину и усталость во взгляде. Настоящее. Не подделанное перевёртышами. - Мне столько всего нужно сказать... Я ждала этой встречи больше года, могу подождать и ещё немного.